Она задержалась возле кровати, чтобы надеть толстый стеганый халат. В ночные часы большинство каминов гасло, и в холле, где всегда гуляли сквозняки, становилось холодно.
Сунув ноги в мягкие лайковые туфли, Александра взяла стоявшую рядом с кроватью масляную лампу и пошла вниз. Как она и предполагала, Дамиан находился в кабинете, так как из-под двери просачивалась желтая полоска света. Повернув тяжелую железную ручку, она толкнула дверь и без стука вошла в комнату.
Дамиан полулежал на коричневой кожаной софе, протянув ноги к догоравшему камину. После борьбы с ветром его черные волосы все еще были в беспорядке. Он сидел в расстегнутой до пояса рубашке, из-под которой виднелась его грудь с железными мышцами. Александра внезапно вспомнила, как он впервые предстал перед ней примерно в таком же виде в ночь, когда ему пришлось защищать ее от пьяных торговцев. Ей тут же захотелось коснуться его груди.
Она направилась к нему. Услышав звук шагов на толстом восточном ковре, он повернулся и, увидев ее, сел прямо.
— В это время тебе положено быть в постели.
— Мы должны поговорить, — сказала Александра и поставила перед ним лампу.
— Сейчас не время для разговоров. Отправляйся к себе в комнату.
— На этот раз — нет, Дамиан. Сейчас я не уйду.
В первые секунды он ничего не говорил, только изумленно смотрел на нее, словно не веря, что она осмелилась на подобную дерзость.
— Черт побери! — сердито крикнул он, вскочил с софы и прошагал к огню. Он начал было расхаживать перед камином, но внезапно остановился и повернулся к ней. — Время за полночь. Какие могут быть разговоры?
— Объясни мне, что у нас не так.
— Ты сама знаешь, что у нас не так.
— Скажи, — настаивала она. — Я хочу слышать от тебя. Что?
— А то, что я хочу тебя! Ты это хотела услышать?
— Если это правда, то да.
— Ты спрашиваешь? А то ты не видишь! Я не могу оторваться от тебя. Хочу уйти, а руки сами тянутся к тебе. — Он окинул ее взглядом и остановился на восхитительной округлости груди. — В конце концов, я не буду до бесконечности чего-то ждать. Я порву на тебе эти тряпки, повалю на пол и возьму, как хочу.
— Почему же ты этого не делаешь?
На секунду он оторопел, потом затряс головой, уронив на лоб несколько кудрявых темных прядей.
— Мы оба знаем почему. Я не могу сделать этого из-за Питера. Иначе — я знаю — я никогда не прощу себя.
— Мне казалось, ты не слишком склонен к мукам совести.
— Возможно. Я допускаю, что они мне не свойственны. Но совесть у меня есть, как я недавно обнаружил.
— Мне приятно слышать, что это так, — с доброй улыбкой сказала Александра. — Только в данном случае твоя совесть, увы, обманывает тебя.
— Ты хочешь сказать, что в этом не будет ничего плохого? Разве я имею право посягать на то, из-за чего погиб Питер? Извини, моя хорошая. При всем моем цинизме я не могу с этим согласиться.
— Вспомни хорошенько, ведь вначале ты вовсе не посягал на меня. Ты понятия не имел, кто я и что. Ты просто искал способ наказать меня за зло, которое, как ты считал, я причинила твоему брату. Тогда ты думал только о нем.
— Это тогда. А мы живем теперь.
— Верно. То, что ты сделал, ты совершил ради Питера. Ты поступил так, потому что любил его. Питер мало рассказывал о тебе. Но когда делал это, можно было сразу понять, как он относится к тебе. Несомненно, он любил тебя так же, как ты его.
Дамиан молчал. Его лицо с неумолимо сжатым ртом приняло сосредоточенное выражение.
— И он любил меня, — продолжала Александра. — Так он написал в своем письме. Неужели ты в самом деле считаешь, что он не пожелал бы видеть нас счастливыми? Если он любил нас обоих — а я уверена, что любил, — то он ни за что на свете не захотел бы видеть нашу боль.
Его синие глаза внимательно следили за ее лицом.
— Ты что, действительно так думаешь?
— Поверь, я говорю от чистого сердца.
Дамиан глядел на нее в упор еще несколько долгих мучительных секунд.
— Все это очень трудно принять, — сказал он наконец. — Тяжелее, чем можно было бы предположить.
В порыве нежности Александра снова принялась его убеждать:
— Дамиан, твой брат любил тебя. Любил так же сильно, как ты его. Теперь он в другом мире, но ты здесь. Мы оба еще живы. Мы должны отплатить ему за любовь к нам обоим. Отплатить чем-нибудь светлым, чтобы его гибель не выглядела бессмысленной.
Ответа не последовало. Дамиан молчал. И вдруг он, подобно пантере, метнулся от камина и в несколько шагов оказался возле нее. Когда Дамиан притянул Александру к себе, его жадный рот накрыл ее уста и стал страстно требовать то, что она сама хотела ему отдать. Она давала ему утешение, помогая избавиться от неуверенности, продолжавшей бередить душу.
Чувствуя, как скользит его горячий язык, она испытала удовольствие и желание пустить его внутрь. Она расслабила губы и ощутила тепло, побежавшее по рукам и ногам. У нее закружилась голова.
— Дамиан, — прошептала Александра, ловя жар его губ. Она чувствовала на себе его руки, проникшие под халат, обхватившие ее плечи, затем спустившиеся ниже. Он держал в ладонях ее ягодицы, поглаживал и сжимал, разжигая вспыхнувший внутри ее огонь. Потом приподнял ее на цыпочки и не отпускал от себя, настойчиво подталкивая ее к отвердевшей мужской плоти, заставляя ощущать накал его страсти.
Ей передавались его тепло и пульсация, но она не предполагала, что жар его желания так велик. Неужели, думала она, Дамиан сейчас разденет ее донага и овладеет ею прямо здесь, на полу?